Толпа мало-помалу разбивалась на группки. Кое-кто искал земляков или – неосознанно – ровню по рождению; кто-то, напротив, опьянённый царившим на площади равенством или, на худой конец, неплохой его имитацией, рвался поглазеть и поболтать с теми, о ком он раньше мог слышать только страшные сказки; однако среди пришедших на площадь нашёлся один, кому всё происходящее казалось совершенно безразличным.
Высокий седой парень с худым, обветренным и бесстрастным лицом молча стоял, завернувшись в плащ и опершись на простой сосновый посох, сделанный из ошкуренной прямой ветви. На парне был плащ явно с чужого плеча, старые стоптанные сапоги и простые холщовые порты. Оружия при нём не было – хозяева Ордоса строго следили за тем, чтобы даже особы королевской крови являлись на площадь Чёрного камня без своих излюбленных игрушек.
На безымянном пальце левой руки парня тускло поблёскивало серебряное кольцо старого мага Парри.
Юноша бесстрастно ждал. Так умеют ждать только привычные ко всему степняки-номады; правда, сам парень на кочевника нимало не походил. Те – невысокие, коренастые, широкоплечие; юноша же был хоть и высок, но строен, даже тонок; правда, ни у кого не повернулся бы язык назвать его «слабаком»: чем-то неуловимым он напоминал длинную смертоносную рапиру, от которой не спасёт никакая кольчуга. На него косились; но никто так и не подошёл заговорить.
Церемония, как и положено, началась с рассветом. За высокой стеной Академии нежно и певуче зазвучал горн. Ему отозвались трубы, и в такт нарастающей мелодии над зубцами стены начало разгораться многоцветное зарево. Люди на площади замерли; густая толпа в примыкающих переулках разразилась воплями восторга – несмотря на то что церемония проходила каждый год, маги ещё ни разу не повторились, ни в цветовой гамме, ни в торжественной мелодии.
Белые ворота распахнулись. Однако, против ожиданий, из них вышла не торжественная процессия, а с десяток одетых в ослепительно белые одежды мальчишек. На шее у каждого висел обширный, открытый сверху короб. Каждый пришедший на площадь запускал в короб руку, вытаскивая оттуда небольшой, с пол-ладони, шарик – алого, голубого, перламутрового и вообще всех цветов, какие только можно себе представить. И, едва шарик оказывался в чьей-то ладони, на гладком блестящем боку его тотчас проступало имя человека, которому этот шарик достался.
Седой парень в свой черёд тоже запустил руку в короб. Парри во всех подробностях рассказывал ему о церемонии – каждый неофит должен был отдать свой шарик декану того факультета, где хотел бы учиться. Однако в этом состояла только половина выбора– второй занимались сами деканы или, точнее, созданное ими магическое устройство каким-то образом само распределяло новых аколитов по факультетам, сообразно с их достоинствами и даром. И только если выбор ученика совпадал с выбором Академии, неофит мог переступить заветный порог. Как правило, выбор этот совпадал – собственно говоря, та отсеивающаяся треть как раз и состояла из людей, у кого выборы не совпали, что означало – сама Великая Сила против их обучения.
Юноша с кольцом старого Парри на пальце взглянул на доставшийся ему шарик и, несмотря на всё своё бесстрастие, удивлённо поднял брови. Шарик на его ладони оказался каким-то блеклым, белёсым, с грязно-серыми разводами – словом, совершенно не походил на доставшиеся другим на площади. И ещё – на нём не было имени. Никакого. Ни того самого, настоящего, едва не забытого – Фесс, ни данного старым Парри прозвища – Неясыть, по имени громадной белой совы, грозы пернатых обитателей Северного Клыка.
Юноша молча повертел шарик в пальцах и, недолго думая, сунул в карман портов. Ну вытащил такой вот странный, что же тут такого? Правда, другим попадались всё больше шарики ласковых и тёплых цветов, от спелой ржи до небесной голубизны; редко где мелькали искры алого или ярко-оранжевого; так же мало попадалось тёмно-синих или фиолетовых. Чёрных и вовсе не было видно.
Спрятав шарик, Фесс – или, вернее, Неясыть, потому что от старого Фесса в нём осталось не так уж много – вновь застыл, точно изваяние, – это его умение ставило в тупик ещё старика Парри. Замерев, не мигая и, похоже, даже не дыша, юноша мог стоять часами, и понять, что он живой, возможно было, только коснувшись его руки, тёплой, а не заледеневшей, как у мертвеца.
Неясыть умел ждать. Правда, он и сам не знал, где и как он этому научился.
Но сейчас – дело особое. Он должен пройти за эти белые ворота. И узнать во всех подробностях, кто он такой и откуда взялся. Одного только имени да слабого призрака прошлого – некоей благословенной Долины – ему было мало. Если он оттуда родом, то он хочет вернуться домой. Если нет – узнать, почему уцелели только эти воспоминания. Ещё Неясыть хотел знать, отчего умеет то, что умеет, и кем он был в своей прошлой, начисто отрезанной жизни. Трёх коротких слов – воин, маг, шпион – было недостаточно. Это он знал и так. Он знал, что способен был сплести заклятие не хуже заправского волшебника, но это умение потерялось, пропало в катастрофе – значит, нужно учиться магии заново. Сила, по утверждению всё того же Парри, у него была, научить управлять ею могли только здесь – значит, так тому и быть.
Неясыть не думал о том, что, возможно, Академия не единственное место, где можно выучиться магии. Старый Парри спас ему жизнь, выходил, кормил, отрывая от себя скудный кусок, учил языку – так зачем ему было обманывать?
Фесс без колебаний отбросил все посторонние мысли и молча продолжал ждать.
Наконец за белыми стенами вновь заиграли горны.
По широким ступеням первым вниз двинулся клир той церкви, что находилась в Академии, – диаконы, настоятель, певчие; следом, за слугами Спасителя, неторопливо, соблюдая достоинство, шли наставники и профессора. Замыкали шествие деканы факультетов – солидные, бородатые, осанистые, они не шли, а шествовали, опираясь на длинные резные посохи, изукрашенные самоцветами, жемчугами и перламутром. Неясыть знал их всех по именам, знал, какой факультет кто возглавляет, – Парри постарался. Невольно Неясыть вспомнил их разговор, один из последних, уже перед самым своим уходом. Парри тоже собирался покинуть надоевшую ему башню, он получил свою награду, разрешение поселиться в Семиградье и немалую сумму в золоте; теперь ему оставалось только дождаться сменщика.
«Всего факультетов двенадцать, – неспешно говорил Парри, прихлёбывая пустой кипяток – заправить его было уже нечем, в кладовой осталось только немного муки. – Первый, самый древний – общего волшебства. Через него проходят все студиозусы, кроме… ну, ты это и сам узнаешь. Второй, третий, четвёртый и пятый – само собой, стихийное волшебство: Огонь, Вода, Воздух и Земля. Тут уже начинается специализация. Невозможно в равной степени владеть магиями огня и воды или ветра и земли. Запомни, Неясыть, две великие пары: огонь с воздухом, а вода с землёй. Так… Ну, потом начинается уже разброд. Был когда-то шестым факультет каллиграфии, гм-м-м, да, да… был, да теперь нет. Ныне шестыми у нас идут алхимики. Вот ведь тоже мне, и магами-то их назвать можно с изрядной натяжкой, а туда же, силу обрели, сразу за стихиями встали… Седьмой факультет – святые отцы. Они в своей области тоже доки, не смотри, что монахи, магия Спасителя вельми велика, вельми… Восьмыми у нас те, кто занят всяческой Нелюдью – ну, ты сам понимаешь, эльфы там, простые или тёмные, гномы разные, тролли, огры, орки, великаны горные и снежные, гоблины, кобольды… Там же и всяческие чудища – ну, фениксы там разные, левиафаны, драконы, козероги, морские змеи, грифоны, сфинксы… Много их стало в последнее время, того и гляди отделятся, свой факультет создадут, тринадцатый… Девятый факультет – древняя магия. Обереги, амулеты и прочее. И каллиграфия теперь там же… – Парри прервал свою речь и вздохнул. – Десятый – космологи, теологи и прочие… „глобалисты“, как они себя называют. Тьфу, позор и поношение, мальчишки сопливые, а туда же – факультет теперь! Ну, а одиннадцатый – люди почтенные и солидные. Лекари. Всякий маг, Неясыть, он ведь если где среди людей-то живёт, так зачастую и лечит, и роды принимает. Народ со всякой своей бедой к чародею идёт. Так что нам все хвори надо назубок знать. На том же факультете злаки полезные да скот лечить научат. Вот так вот…»